Колыванский муж (Лесков) - Викитека

Моющийся сдавал платье в раздевальню, получал жестяной номерок на веревочке, иногда надевал его на шею или привязывал к руке, а то просто нацеплял на ручку шайки и шел мыться и <a href=https://myzh-na-chas99.ru>муж на час</a> париться. Моющийся вместо дорогой одежды получал рвань и опорки. За это время он успевал просыхать только на полчаса в полдень, когда накидывал на себя для обеда верхнее платье и надевал опорки на ноги. В работе - только опорки и рванье, а праздничное платье было у всех в те времена модное. Верхнее платье - суконные чуйки, длинные «сибирки», жилеты с глухим воротом, а зимой овчинный тулуп, крытый сукном и с барашковым воротником. Родные и земляки, когда приходило время, устраивали им кредит на платье и обувь. Причина её популярности в том, что это удобно, доступно и значительно экономит время, которого в суматохе дней и так всегда не хватает. Работа мальчиков состояла в том, чтобы развязывать веники. Тогда все это было у всех на глазах, и никого не интересовало писать о том, что все знают: ну кто будет читать о банях? Революция 1905 года добралась до «кусочников». А больше всего мальчуганам доставалось и работы, и колотушек от «кусочников».

От самого важного до самого малого, со всеми обошлись так, что не было недовольных. Воры «наподдавали» на «каменку», так, чтобы баня наполнилась облаком горячего пара; многие не выдерживали жары и выходили в мыльню. Но через два года, с усилением реакции, «кусочники» опять появились и существовали во всей силе вплоть до 1917 года. «Кусочники» жили семьями при банях, имели отдельные комнаты и платили разную аренду, смотря по баням, от двадцати до ста рублей в месяц. В два «небанных» дня недели - понедельник и вторник - мальчики мыли бутылки и помогали разливать квас, которым торговали в банях, а в «банные» дни готовили веники, которых выходило, особенно по субботам и накануне больших праздников, в некоторых банях по три тысячи штук. И по себе сужу: проработал я полвека московским хроникером и бытописателем, а мне и на ум не приходило хоть словом обмолвиться о банях, хотя я знал немало о них, знал бытовые особенности отдельных бань; встречался там с интереснейшими москвичами всех слоев, которых не раз описывал при другой обстановке. Между приходившими в баню бывали люди, обкраденные в банях, и они нередко вымещали свое озлобление на пойманном…

В полночь, перед запором бань, избитого вора иногда отправляли в полицию, что бывало редко, а чаще просто выталкивали, несмотря на погоду и время года. Их, в опорках и полуголых, посылали во всякое время с ведрами на бассейн за водой, они вставали раньше всех в квартире, приносили дрова, еще затемно ставили самовары. О, мсье, вы не знаете, какое негодование возбуждает во мне современная порча нравов! Это вы, бесстыдник, оставили меня так долго зябнуть, что ноги мои замерзли, а зубы стучали. Это дешевая вещица. Четыре с половиной тысячи… Снаряду. Это ведь есть такое военное выражение: кланяться снаряду. Это были полухозяева, в руках которых находились и банщики, и банщицы, и весь банный рабочий люд, а особенно эксплуатировались ими рабочие-парильщики, труд которых и условия жизни не сравнимы были ни с чем. На их обязанности было также готовить мочалки, для чего покупали кули из-под соли, на которые шло хорошее мочало. Для любителей бралось самое лучшее мочало - «бараночное», нежное и мягкое, - его привозили специально в московские булочные и на него низали баранки и сушки; оно было втрое дороже кулевого.

На рынке банщики покупали только опорки, самую необходимую обувь, без которой банщику обойтись нельзя: скоро, и все-таки обут. В подобной обстановке с детских лет воспитывались будущие банщики. Фирма на рынке уже 12 лет. На первый случай можно, Марианна Викентьевна. На Москву немного гнезд давал Коломенский уезд: коломенцы больше работают в Петербурге. Они работали и жили вместе со своими земляками и родственниками, видели, как они трудились, и сами не отставали от них, а кое-какие чаевые за мелкие услуги давали им возможность кое-как, по-своему, развлекаться. А ведь в Москве было шестьдесят самых разнохарактерных, каждая по-своему, бань, и, кроме того, все они имели постоянное население, свое собственное, сознававшее себя настоящими москвичами. Раза два, впрочем, и в эти дни он вдруг обнаруживал чрезвычайную деятельность: вдруг подымался, бросался в Петербург к докторам, приглашал самых известнейших и составлял консилиумы. В нем упомина­ются мужчина Сарапаммон, именно он прибегает к магии, и женщина Птолемаис, или Птолемаида, объект магического ритуала, - ее изображает луврская кукла. Они уверили «Верочку», что он единственный наследник старого польского магната-миллионера, что он теперь его засыплет деньгами.